Будь моим Хозяином
Природное любопытство и авантюризм не позволили ей пройти мимо этого объявления, случайно подвернувшееся где-то в бескрайних просторах Интернета. Парой коротких строк приглашались к общению виртуальные рабыни. Она быстро набрала ответ, воровато оглянулась, как будто кто-то мог подсмотреть, хотя прекрасно знала, что кроме нее дома никого нет, и нажала кнопку «отправить». Ее письмо было еще более коротким, чем само объявление и состояло всего из трех слов: «Будь моим хозяином».
Ей было чуть за тридцать. Перебрав множество цветов, она сделала для себя окончательный выбор, и теперь ее пушистые вьющиеся волосы до плеч неизменно отливали оттенками глубокого рыжего. События и переживания последних двух лет, словно рука скульптора, сняли все лишнее с ее тела, и она стала наглядной иллюстрацией того типа внешности про который говорят: «Маленькая собачка — до смерти щенок».
Последние два года оказались исключительно трудными. В общем-то, она никогда не искала легких путей, родители воспитывали ее сильной, способной отчаянно броситься на решение любой проблемы. Это стало привычкой, и даже если жизнь становилась безоблачной, она находила и провоцировала эти самые проблемы, из всех возможных дорог неосознанно выбирая самую безнадежную. Но при этом понимала, что все-равно остается хозяйкой ситуации, что имеет возможность выбора. Ввязываясь в очередную авантюру, одной рукой она непременно нащупывала стоп-кран... Все это же касалось и отношений с мужчинам.
В очередной раз влюбляясь до головокружения, она заранее знала, что ничего хорошего из этого не выйдет, что ее ожидает новая боль и в очередной раз разбитое сердце. Но эта боль находила выход в стихах, приносила странное удовольствие. Наверное, ей нравилось страдать. Успокаивала мысль, что она САМА выбирает. Что как ни крути, она все же хозяйка своей судьбы.
Последние два года все изменилось. Рождение отпрыска связало ее по рукам и ногам, намертво приковав к дому. Она была полностью материально и морально зависима от своего мужа. Ощущение ее абсолютной зависимости разбудило в его душе неведомую доныне жестокость. Единственным ее оружием оставались слова и слезы, но они уже не трогали его, лишь больше подхлестывали и развязывали руки. Она не имела ни малейшей возможности выбора, не могла что-то изменить – впервые за всю свою жизнь. Раньше она была всегда психологически сильнее его, и он щедро компенсировал это в сексуальной жизни – она была его игрушкой, он причинял ей физическую боль и унижение.
Но тогда это было игрой, которая им обоим весьма нравилась. Теперь все по настоящему. Он потерял интерес к сексуальным игрищам, и упивался реальной властью. Ее тело просило боли, а душа – отдыха. Но получалось все наоборот, в руке не было привычного стоп-крана, она то пыталась бороться, то отчаянно старалась приспособиться к ситуации. К тому, что он больше не брал в расчет ни ее чувства, ни ее мнение, что он жил собственной жизнью, имел других женщин, и не очень-то пытался это скрывать, что иногда он вообще не обращал внимания на ее существование… Впрочем, это тема для отдельной истории. К тому же, он все же по-своему любил и заботился о ней... Вот Интернет подключил, чтобы ей все же было чем развлечься…
Ответ пришел достаточно скоро. Короткий и хлесткий как пощечина. «К Хозяину на «ты» не обращаются». Сама не зная почему, она быстро закрыла окно с письмом. Потом секунду помедлила и вообще выключила компьютер. Она почувствовала себя провинившейся девчонкой, совершившей глупую, но непростительную ошибку. Щеки пылали огнем. Что ж она за дура такая? Всего одна дурацкая строчка на мониторе лишила ее душевного равновесия. Строчка из неоткуда, написанная неизвестно чьей рукой...
Она встряхнула рыжими локонами, пытаясь избавиться от непонятного ощущения. Следующие несколько часов прошли в хлопотах по хозяйству. При этом она старалась всему силами обходить ту комнату, где стоял компьютер. Потом, почти против своей воли, подошла к нем, опустилась в кресло и нажала кнопку. Отыскала письмо.
«Простите за ошибку, совершенную по неопытности…» В животе прохладно защекотало. «Это всего лишь игра! » — произнесла она вслух, отправляя почту.
Неожиданно для себя она поняла, что ЖДЕТ ответ. Чем иначе можно было объяснить, то, что каждые полчаса она проверяла почту, мысленно повторяя «Это всего лишь игра»? Где-то в глубине души она надеялась, что больше писем не будет, что на этом все и закончится.
Письмо пришло. К нему прилагалась анкета, которую необходимо было заполнить и отправить обратно. И первый, смешной, нестрашный и незатейливый приказ – перед заполнением анкеты снять с себя трусики. Любопытство, предвкушение нового приключения, подобного которому еще не было в ее жизни, дразнили и подгоняли. Усмехнувшись и пожав плечами, она стянула трусики, оставшись в одном коротком халатике, и занялась анкетой.
То ли подарком, то ли проклятьем, отпущенным ей природой, являлась исключительно богатая фантазия. Из-за этого она не любила порно-фильмы. Там все было слишком откровенно, завершено, продумано и озвучено кем-то на свой собственный вкус. Совсем другое дело – фотографии. Неизвестно, что было до и что было после... Можно долго разглядывать кадр, пытаясь представить себе, что чувствует, например, эта связанная девушка, к соскам и клитору которой подведены проводки с электричеством. Каким ужасом переполнялась ее душа, пока все это оборудование доставалось, готовилось, закреплялось на ее теле.
С каким трепетом и безысходностью ждет она момента поворота реостата. Какой безумной, и в то же время, сладкой болью прожигает ее самые нежные места. Как одинаково сильно хочется и НЕ хочется однажды оказаться на ее месте. А еще – книги. Каждая из них – это целая жизнь, которую можно проживать раз за разом, вместе с героиней проходя через стыд, унижение, страх, боль, насилие, сливаясь с ней воедино, дополняя все это собственными чувствами и ощущениями, переживая вместе с ней отчаянье, возбуждение, оргазм…
Сливаясь с ней, и не умея отличить уже собственные фантазии и ощущения от только что прочитанного.
Итак, анкета. Множество вопросов. Откровенных. Бесстыдных. И каждый из них требовал ответа – люблю, не люблю, обожаю, ни за что на свете. От каждого ответа зависело, возможно, через что ей придется пройти в дальнейшем. И чтобы найти единственно верный ответ, ей нужно было мысленно переворошить весь свой жизненный опыт, сравнить то, что она испытывала с тем, что может таиться за этими простыми вопросами, в сознании стоящего за ними невидимого Господина. «Зажимы на сосках». О да, она любит, обожает это.
Соски ее самое чувствительное место, она обожает любые истязания, которые выпадают на их долю. Она поставила в анкете нужную отметку и почувствовала, как сладко ноет низ живота. «Анальные пробки». Ей стало стыдно от одной мысли о подобном. Господи, кто этот человек, который смеет задавать ей подобные вопросы? Хотя… Нет, есть другой, более странный вопрос: ПОЧЕМУ она отвечает на все это?! И однажды некто из неоткуда прикажет ей сделать ЭТО?! Она почувствовала, как сладко свело живот, и только теперь заметила, что подол ее халатика уже насквозь мокрый. Зачем обманывать саму себя? Она хочет этого, и она сделает это, если ей прикажут, вот и весь ответ…
Длинная, бесконечно длинная анкета. На каждый ответ выходило не меньше десяти минут… Живот сводило болезненной судорогой, обивка кресла была насквозь мокрой. Ее взгляд случайно упал на зеркало, стоявшее рядом. Рыжая истекающая похотливая сучка с мутным от желания взглядом. Ее рука скользнула вниз, казалось, там все ждало этого прикосновения. Клитор благодарно отозвался немедленным оргазмом, не принесшим облегчения. Еще, пожалуйста, еще!!! Она старалась избегать своего отражения в зеркале, она отказывалась верить в то, что эта бесстыжая, одной рукой ласкающая свою ноющую киску, а другой сжимающая грудь, давно уже торчащую из распахнувшегося халатика – это она сама.
Ни о чем не мечтала она сейчас так, как о мужчине, о хорошем твердом мужском члене. Ни о чем другом не могла думать. Она ненавидела того, из-за кого сейчас так страдала. Что за дьяволом нужно быть, чтобы в течение какого-то часа превратить в шлюху умную, рассудительную, спокойную женщину? Чем? Глупой бумажкой с несколькими десятками вопросов?
Она не посмела отправить анкету, не показав ее мужу и не поставив его в известность о происходящем. Он просмотрел ответы с нескрываемы любопытством: «Неужели тебе действительно это все нравится? Весьма любопытно, я узнал о тебе много нового. Нет, я не возражаю. Он производит впечатление умного человека, к тому же, судя по твоему состоянию, отличного психолога. Неужели ты думаешь, что я способен ревновать тебя к монитору? Резвись, детка. Тем более, похоже, мне больше не придется тратить время на то, чтобы завести тебя. И в конце концов, это всего лишь игра»...
«Отправка анкеты означает твое согласие быть моей рабыней», «Ты можешь уйти в любой момент, но обратно тебе дороги уже не будет». Она навела курсор на кнопку «отправить» и застыла, не в силах нажать на клавишу. Да или нет? Игра или жизнь? Она зажмурилась и щелкнула мышкой.
Всем своим существом, жаждущим секса, она ластилась к мужу. Он взглянул на нее задумчиво, сел в кресло у компьютера и включил игру. «Знаешь, я не думаю, что ОБЯЗАН участвовать в твоих глупых забавах. Я устал и не хочу тебя трахать сегодня. Но я разрешаю тебе сделать мне минет». Он сдернул с дивана подушку, бросил ей под ноги возле кресла, на котором сидел и расстегнул брюки. Она покорно опустилась коленями на подушку.
Едва проснувшись следующим утром, она метнулась к компьютеру. Почтовый ящик был пуст. «Наверное, еще слишком рано», — подумала она и постаралась занять себя привычными делами по хозяйству. Каждый час она, затаив дыхание, проверяла почту. Пришло письмо от двоюродной сестренки, еще какая-то дурацкая рассылка. Но ТОГО письма, которое она так ждала, не было. Не было его и на следующий день. И через еще один день.
Она снова и снова перечитывала анкету, сходя с ума от желания и ожидания. Внезапная мысль промелькнула в ее сознании, и от этой мысли все внутри похолодело. А вдруг он никогда ей не напишет? Вдруг она снова допустила какую-нибудь ошибку, была недостаточно учтива? Вдруг она не устроила Господина? Панический страх на грани отчаяния. Ну как же так? Ведь она согласна, она уже на все согласна, она приняла решение тогда, когда так долго не решалась отослать анкету! Может, он не заметил ее среди целого вороха других?
Путаясь в буквах и из-за этого перепечатывая каждое слово по несколько раз, она писала письмо. Она изливала всю страсть, сжигавшую огнем ее лоно эти несколько дней. Она умоляла пощадить ее, возможно, наказать за несдержанность, но хоть одним словом дать понять, что она нужна Господину, что он не пренебрег ею!…
На этот раз ответ пришел достаточно быстро. Она жадно набросилась на строки, но тон письма был резок, холоден и насмешлив. Разумеется, ведь своим идиотским вторжением она отвлекла Господина от серьезных дел, его мысли были заняты совсем другими вещам, гораздо более важными, чем страдания голодной сучки. Последние слова больно резанули, и ее щеки залила краска стыда. Она вспомнила все свои ощущения последних дней. Вспомнила, как вечерами змеей вилась перед мужем, умоляя взять ее. Но он только щекотал клитор и пощипывал соски, возбуждая еще больше, но не давая разрядки.
Наверное, это самый мягкий и корректный из всех эпитетов, которых она действительно заслуживала. Господин считал необходимым наказать ее за нетерпение, наказать именно то место, которое руководило всеми ее мыслями и поступками этих дней, которое жаждало успокоения. Господин приказывал раздеться и ходить по дому голой, чтобы ни на минуту не забывать о том, что она наказана. Каждые два часа в течение оставшейся части дня ей следовало тоненьким ремешком наносить по 10 сильных, хлестких ударов по раскрытой киске. Кроме того, было строго запрещено до этого же срока получать удовлетворение каким бы то ни было способом.
Она разделась и взглянула на себя в зеркало. То ли от холода, то ли от неожиданно подступившего смущения кожа по всему телу покрылась мелкими мурашками, а сосочки на груди затвердели и встали торчком. Она поискала подходящий для назначенного ей наказания ремешок. Вот этот, от ее любимой черной сумочки, меньше сантиметра в ширину, наверное, как раз годится. Она поставила одну ногу на край журнального столика, развел слегка губки, и хлестнула по изнывающей киске. От неожиданной боли на глазах выступили слезы. Она закусила губу и ударила еще раз. И еще. Каждый новый удар оказывался больнее предыдущего.
Возможно, оттого, что все они приходились на одни и те же места. А возможно, и оттого, что не смотря на боль, киска снова начала течь, и уже после пятого удара ремешок оказался насквозь мокрым…
День только недавно перевалил за полдень. У нее было еще множество дел. Перемещаясь по дому, она старалась держаться подальше от окон, чтобы не привлечь соседей бесплатным эротическим шоу. Самым трудным и мучительным было то, что ей пришлось на целый день отказаться от сигареты – не могла же она выйти на балкон в таком виде!
Каждые два часа она исправно повторяла порку, заставляя себя, вопреки инстинкту самосохранения, хлестать по самым нежным местам в полную силу, едва сдерживая слезы.
Сразу после предпоследнего наказания домой вернулся муж. Застав свою жену в таком странном виде, он понял, что происходит нечто интересное, и вполне можно тоже поразвлечься. Узнав суть наказания, он потрепал ее пальцем по распухшему клитору, и ухватил за волосики на лобке. «Э, да ты халтурщица! Насколько я понимаю, до последнего наказания у тебя еще есть почти два часа. Так что – вперед. И не дай бог я обнаружу здесь хоть одну волосинку!» С этими словами он достал из ее столика электрический эпилятор, которым она иногда ощипывала ноги, и протянул ей. «Я запрещаю тебе пользоваться ножницами или бритвой, а также прерываться хоть на секунду.
Поэтому будь любезна сесть так, чтобы я мог следить насколько ты соблюдаешь мои требования». Он усадил ее в изголовье кровати так, чтобы не отрываясь от компьютера иметь возможность через отражение в зеркале видеть весь процесс. «Ну, поехали, у тебя мало времени! Ты же не собираешься ослушаться своего Господина?» От боли у нее перехватывало дыхание. Волоски были достаточно длинными и машинка больше тянула и дергала их, чем выщипывала. Тогда приходилось проходить по одному месту несколько раз. Поднимая глаза, она натыкалась в зеркале на насмешливый взгляд мужа. «Ножки разведи пошире, а то мне плохо видно, дорогая!»
Стыд смешивался с болью. Ей хотелось поскорее закончить с этой позорной экзекуцией. Добравшись до губок, она взвыла от боли – после всех перенесенных за этот день порок они были воспаленными и ныли от каждого прикосновения. «Включи еще один светильник и подложи под попу подушку, я не хочу пропустить что-нибудь важное. И веди себя потише – от игры отвлекаешь».
Она закончила за пять минут до назначенного Господином времени последней порки. Жестом муж велел ей подойти и тщательно ощупал лобок, губки, царапнул ногтем клитор. Все горело и жгло. «Ну давай, родная! Только я хочу это видеть, как ты порешь сама себя и унижаешься на забаву и потеху чужому виртуальному Господину». Она стояла лицом к нему, голая с задранной на столик ногой, распахнув свое воспаленное, истерзанное ремнем и эпилятором сокровище и наносила удар за ударом. От боли перехватывало дыхание...
Несколько раз она судорожно взвизгивала. Ей было невыносимо стыдно перед мужем, стыдно вдвойне – оттого, что он сидел и цинично, пристально наблюдал все это, и оттого, что она чувствовала себя уличной шлюхой, неожиданно для себя оказавшись забавой одновременно для двух мужчин, ни один из которых особенно с ней не церемонился. Самое же унизительное во всем этом было то, что распахнутые губки снова предательски блестели, источая сок и запах желания. Еще ни разу она не хотела так, как в эту минуту.
Муж слишком хорошо ее знал, чтобы не заметить этого. Он вынул из брюк напряженный член и показал ей: «Хочешь?» Она кивнула и сделала порывистое движение в его сторону. Но он отстранил ее рукой и спрятал то, что казалось ей ужу таким близким, обратно в штаны. «Ты помнишь, где лежит твой дружок?» Разумеется, она помнила. Дружком они называли пластмассовый фаллоимитатор, несколько лет назад подаренный им ей на день рождения. Она не любила эту игрушку, потому что сама не могла доставить себе им удовольствия – жесткий пластик причинял боль и не шел ни в малейшее сравнение с живой плотью.
В руках мужа, он, как ни странно, казалось, становился другим, почти живым, и муж частенько развлекался, трахая ее вдвоем с искусственным дружком и приговаривая: «Настоящая шлюха, просто создана для групповухи». Она с готовностью достала игрушку и протянула мужчине. «Ну уж нет, давай, развлекай меня дальше! Или сама, или никак!» От слова «никак» ей чуть не стало дурно! Только не это, только не сегодня, она не выдержит больше ни одного дня… Она послушно взяла дружка и уже собиралась пристроить его к плачущей и изнывающей киске, но муж снова покачал головой. «Кто из нас сегодня развлекается, ты или я?»
Он велел ей встать спиной примерно в метре от себя, нагнуться, оперевшись одной рукой на столик. «А теперь вставь его себе в зад, и трахай себя поэнергичней пока мне не надоест.» Она пыталась возразить, но его доводы были весьма убедительны – либо она сделает это сама, медленно и аккуратно, либо он ей поможет. Кроме того, она имеет право облизать, чтобы не совсем уж на сухую. Опять же, только если сама…
Ей казалось, что за этот день она уже привыкла к боли, пресыщена ею, и не способна больше ее ощущать. Но она ошиблась. Даже обильно смоченная слюной пластмассовая головка отказывалась проникать в тугое колечко. Нет, нет, она сама! Она все сделает сама! От боли перехватило дыхание и сердце, казалось, перестало биться. Она попыталась расслабиться и пересилить боль. Наконец, ее усилия увенчались успехом, и пластмассовая игрушка вошла в ее зад на всю свою длину.
Было невыносимо стыдно стоять вот так, откровенно оттопырив попу, раздвинув ноги и без остановки двигая жестким подобием члена, закусив губу, чтобы не чувствовать боли — прямо напротив мужа, который наблюдал за всем этим, откинувшись в кресле, и подгонял, если она пыталась снизить темп. «Теперь иди сюда. Дружка пока не вытаскивай». Подчиняясь его желанию, она опустилась на колени перед креслом и жадно припала губами к упругой живой плоти, продолжая непрерывно истязать свою маленькую дырочку. «Ну что, ты ведь хочешь, чтобы я вошел в твою лысую киску?» Она уже и не надеялась, и не смела мечтать! Столько дней она просила его об этом!!! «Пользуй!» Он откинулся в кресле, позволяя ей примоститься сверху на его торчащее достоинство мокрой распухшей кисой.
Она извивалась и подпрыгивала, пытаясь насытиться и успокоить истомленное нутро. Он полулежал в кресле и не шевелясь, позволял ей «пользовать». После пятого или шестого ее оргазма, он кончил тоже. Она медленно сползла на пол и благодарно поцеловала его ногу. Он встал, перешагнул через девушку, лежащую у его ног. «Надеюсь, тебе полегчало».
Она тихонько лежала в постели, дожидаясь пока муж заснет. Ее день еще не был закончен – предстояло написать отчет Господину о выполнении наказания. Подчиняясь его требованиям, она снова разделась, порылась на полке с одеждой и отыскала надежно спрятанный от семьи широкий кожаный собачий ошейник. Она застегнула его у себя на шее, включила компьютер и встала на колени в кресло перед монитором. Рабыня должна быть голой перед своим Господином... Рабыня должна быть в ошейнике и на коленях. Случайно она уронила взгляд на зеркало напротив кресла. Она была хорошо освещена ярким светом от монитора, дальше наступала темнота.
Внезапно ей вспомнилась студенческая молодость, когда не раз приходилось петь на сцене. Рампы отделяют от зрителей, ты стоишь вся освещенная и каждое твое движение видно публике. Но перед тобой — лишь черная стена. Там, в черноте угадываются чьи-то шепот и дыхание. Но невозможно узнать наверняка, есть ли там хоть одна живая душа, или полный под завязку зал разглядывает тебя, стоящую в луче света.
Там, в темноте зеркала, ей почудились шепот и шорохи. Как тогда, на сцене. Только теперь она на коленях и абсолютно нагая, и темный ошейник, подчеркивающий всю недвусмысленность ее статуса. По спине пробежал холодок. Захотелось спрятаться, забиться в угол, чтобы никто в целом мире не видел ее. Чтобы никто не разглядывал и не обсуждал ее там, в темноте зеркал, вот такую, голую, беззащитную, выставленную напоказ всему огромному миру.
Пальцы забегали по клавиатуре. «Приветствую Вас, мой Господин…» Она описывала все события, ощущения и переживания этого дня. Она бесстыдно рассказывала незнакомому ей мужчине пикантные детали и интимные подробности. Бесстыдно? Казалось, она была готова еще три раза перенести само наказание, только бы ей позволили не рассказывать об этом, не описывать свой стыд и унижение, только бы не переживать его сейчас с удесятеренной силой. Самое кошмарное состояло в том, что она делала все сама. Господин не требовал от нее ни свидетельств, ни доказательств – ни фотографий, ни видео. Лишь эти отчеты. Она вполне могла обмануть, слукавить, налить себе чашечку кофе и вдохновенно сочинить самый изысканный в мире отчет.
Ведь никто не стоял у нее за спиной с плетью, не принуждал и не заставлял ее. Она сама добровольно обрекала себя на эти унижения, добровольно шла на них, сама причиняла себе боль и сама же вполне добровольно исповедовалась в этом. С самого начала никто не заставлял и не насиловал ее – ей лишь показали пустой крючок, даже без наживки, подробно и доходчиво объяснили, зачем он используется и какую муку способен причинить... После чего она осознанно и добровольно заглотила хитроумный кусочек металла, избавиться от которого можно только с болью и кровью. Она сама решила стать послушной марионеткой, управляемой невидимой, несуществующей леской.
«Целую Вашу руку, мой Господин». Она дописала письмо, отправила его, и с этого момента ее жизнь снова перешла в изматывающий томительный режим ожидания.
Она поклялась себе быть терпеливой. Она мысленно звала Господина и умоляла его вспомнить про свою далекую, верную, послушную рабыню. Она сотни раз в день проверяла свою почту. День шел за днем. И вот однажды ее терпение было вознаграждено. Однажды в обед она обнаружила долгожданное письмо. Больше всего на свете ей хотелось прочитать его сейчас, немедленно! Она не должна была, не имела права этого делать. Она могла предстать перед своим Господином только обнаженной, в ошейнике и на коленях, а на дворе день и полный дом народу. С полчаса она боролась с собой. Наконец любопытство победило. В конце концов, это всего лишь игра, и она не расскажет об этом, и никто никогда не узнает.
«Надеюсь, милая моя рабыня, ты, как и подобает, сейчас обнажена и в коленопреклоненной позе». Его интонации не допускали ни малейшей возможности ослушаться или солгать. Казалось, он смотрит ей в глаза, и она не смела опустить взгляд. «Простите меня, мой Господин. Боже, как я могла?!» Ее руки дрожали. Ей хотелось упасть на колени и целовать ноги Господина, вымаливая его прощение. Она слышала его голос между строк, он звенел в ее ушах как колокол. Она знала, что никогда больше не посмеет ни ослушаться этот голос, ни сделает ни единой попытки солгать ему… Это не игра, далеко не игра.
Разумеется, она написала ему всю правду. И разумеется, он наказал ее. Она все больше и больше попадала в зависимость от этих интонаций. Ожидая очередного письма, она пыталась угадать, в каком настроении сегодня Господин. Она, как умела, старалась развлечь его и доставить ему удовольствие. Временами разум пытался протестовать и вступал в борьбу с самой тайной частью ее натуры, доныне неведомой ей самой. Той, которую ловко подцепил на крючок и вытащил на свет человек, которого она не видела никогда в своей жизни, не знала его имени. Она знала лишь его голос, и цепенела как кролик перед удавом, слыша его между строчек очередного письма.
Если бы он вдруг оказался рядом, живой, настоящий, из плоти и крови, наверное, ему хватило бы одного легкого прикосновения, чтобы она навсегда забыла свое имя и на коленях умоляла бы позволить стать пылью под его ногами.
С тех пор прошло немало времени. Она до сих пор не знает, проклинать или благодарить судьбу за то, что под давлением жизненных обстоятельств она была вынуждена просить Господина отпустить ее. И он ее отпустил. Она уладила свою жизнь, решила свои проблемы... Однажды ночью она обнаженная, в одном лишь ошейнике, на коленях, перечитала всю переписку между ней и Господином. «Нельзя войти дважды в одну реку» — прошептала она и, зажмурившись, как тогда, когда отправляла анкету, нажала «Удалить».
Слоняясь по просторам Интернета, она еще несколько раз пыталась завязать подобные отношения. Но ни один из ее возможных Хозяев не стоил и мизинца ее Господина. Она идет по жизни и чутко вслушивается в голоса, надеясь однажды услышать хоть немного, хоть отдаленно похожий на тот, который звучал между строк. Где бы он ни был – в реальной ли жизни или в виртуальной, она узнает его, и отдаст всю свою жизнь просто за право прильнуть к руке губами.
Ей было чуть за тридцать. Перебрав множество цветов, она сделала для себя окончательный выбор, и теперь ее пушистые вьющиеся волосы до плеч неизменно отливали оттенками глубокого рыжего. События и переживания последних двух лет, словно рука скульптора, сняли все лишнее с ее тела, и она стала наглядной иллюстрацией того типа внешности про который говорят: «Маленькая собачка — до смерти щенок».
Последние два года оказались исключительно трудными. В общем-то, она никогда не искала легких путей, родители воспитывали ее сильной, способной отчаянно броситься на решение любой проблемы. Это стало привычкой, и даже если жизнь становилась безоблачной, она находила и провоцировала эти самые проблемы, из всех возможных дорог неосознанно выбирая самую безнадежную. Но при этом понимала, что все-равно остается хозяйкой ситуации, что имеет возможность выбора. Ввязываясь в очередную авантюру, одной рукой она непременно нащупывала стоп-кран... Все это же касалось и отношений с мужчинам.
В очередной раз влюбляясь до головокружения, она заранее знала, что ничего хорошего из этого не выйдет, что ее ожидает новая боль и в очередной раз разбитое сердце. Но эта боль находила выход в стихах, приносила странное удовольствие. Наверное, ей нравилось страдать. Успокаивала мысль, что она САМА выбирает. Что как ни крути, она все же хозяйка своей судьбы.
Последние два года все изменилось. Рождение отпрыска связало ее по рукам и ногам, намертво приковав к дому. Она была полностью материально и морально зависима от своего мужа. Ощущение ее абсолютной зависимости разбудило в его душе неведомую доныне жестокость. Единственным ее оружием оставались слова и слезы, но они уже не трогали его, лишь больше подхлестывали и развязывали руки. Она не имела ни малейшей возможности выбора, не могла что-то изменить – впервые за всю свою жизнь. Раньше она была всегда психологически сильнее его, и он щедро компенсировал это в сексуальной жизни – она была его игрушкой, он причинял ей физическую боль и унижение.
Но тогда это было игрой, которая им обоим весьма нравилась. Теперь все по настоящему. Он потерял интерес к сексуальным игрищам, и упивался реальной властью. Ее тело просило боли, а душа – отдыха. Но получалось все наоборот, в руке не было привычного стоп-крана, она то пыталась бороться, то отчаянно старалась приспособиться к ситуации. К тому, что он больше не брал в расчет ни ее чувства, ни ее мнение, что он жил собственной жизнью, имел других женщин, и не очень-то пытался это скрывать, что иногда он вообще не обращал внимания на ее существование… Впрочем, это тема для отдельной истории. К тому же, он все же по-своему любил и заботился о ней... Вот Интернет подключил, чтобы ей все же было чем развлечься…
Ответ пришел достаточно скоро. Короткий и хлесткий как пощечина. «К Хозяину на «ты» не обращаются». Сама не зная почему, она быстро закрыла окно с письмом. Потом секунду помедлила и вообще выключила компьютер. Она почувствовала себя провинившейся девчонкой, совершившей глупую, но непростительную ошибку. Щеки пылали огнем. Что ж она за дура такая? Всего одна дурацкая строчка на мониторе лишила ее душевного равновесия. Строчка из неоткуда, написанная неизвестно чьей рукой...
Она встряхнула рыжими локонами, пытаясь избавиться от непонятного ощущения. Следующие несколько часов прошли в хлопотах по хозяйству. При этом она старалась всему силами обходить ту комнату, где стоял компьютер. Потом, почти против своей воли, подошла к нем, опустилась в кресло и нажала кнопку. Отыскала письмо.
«Простите за ошибку, совершенную по неопытности…» В животе прохладно защекотало. «Это всего лишь игра! » — произнесла она вслух, отправляя почту.
Неожиданно для себя она поняла, что ЖДЕТ ответ. Чем иначе можно было объяснить, то, что каждые полчаса она проверяла почту, мысленно повторяя «Это всего лишь игра»? Где-то в глубине души она надеялась, что больше писем не будет, что на этом все и закончится.
Письмо пришло. К нему прилагалась анкета, которую необходимо было заполнить и отправить обратно. И первый, смешной, нестрашный и незатейливый приказ – перед заполнением анкеты снять с себя трусики. Любопытство, предвкушение нового приключения, подобного которому еще не было в ее жизни, дразнили и подгоняли. Усмехнувшись и пожав плечами, она стянула трусики, оставшись в одном коротком халатике, и занялась анкетой.
То ли подарком, то ли проклятьем, отпущенным ей природой, являлась исключительно богатая фантазия. Из-за этого она не любила порно-фильмы. Там все было слишком откровенно, завершено, продумано и озвучено кем-то на свой собственный вкус. Совсем другое дело – фотографии. Неизвестно, что было до и что было после... Можно долго разглядывать кадр, пытаясь представить себе, что чувствует, например, эта связанная девушка, к соскам и клитору которой подведены проводки с электричеством. Каким ужасом переполнялась ее душа, пока все это оборудование доставалось, готовилось, закреплялось на ее теле.
С каким трепетом и безысходностью ждет она момента поворота реостата. Какой безумной, и в то же время, сладкой болью прожигает ее самые нежные места. Как одинаково сильно хочется и НЕ хочется однажды оказаться на ее месте. А еще – книги. Каждая из них – это целая жизнь, которую можно проживать раз за разом, вместе с героиней проходя через стыд, унижение, страх, боль, насилие, сливаясь с ней воедино, дополняя все это собственными чувствами и ощущениями, переживая вместе с ней отчаянье, возбуждение, оргазм…
Сливаясь с ней, и не умея отличить уже собственные фантазии и ощущения от только что прочитанного.
Итак, анкета. Множество вопросов. Откровенных. Бесстыдных. И каждый из них требовал ответа – люблю, не люблю, обожаю, ни за что на свете. От каждого ответа зависело, возможно, через что ей придется пройти в дальнейшем. И чтобы найти единственно верный ответ, ей нужно было мысленно переворошить весь свой жизненный опыт, сравнить то, что она испытывала с тем, что может таиться за этими простыми вопросами, в сознании стоящего за ними невидимого Господина. «Зажимы на сосках». О да, она любит, обожает это.
Соски ее самое чувствительное место, она обожает любые истязания, которые выпадают на их долю. Она поставила в анкете нужную отметку и почувствовала, как сладко ноет низ живота. «Анальные пробки». Ей стало стыдно от одной мысли о подобном. Господи, кто этот человек, который смеет задавать ей подобные вопросы? Хотя… Нет, есть другой, более странный вопрос: ПОЧЕМУ она отвечает на все это?! И однажды некто из неоткуда прикажет ей сделать ЭТО?! Она почувствовала, как сладко свело живот, и только теперь заметила, что подол ее халатика уже насквозь мокрый. Зачем обманывать саму себя? Она хочет этого, и она сделает это, если ей прикажут, вот и весь ответ…
Длинная, бесконечно длинная анкета. На каждый ответ выходило не меньше десяти минут… Живот сводило болезненной судорогой, обивка кресла была насквозь мокрой. Ее взгляд случайно упал на зеркало, стоявшее рядом. Рыжая истекающая похотливая сучка с мутным от желания взглядом. Ее рука скользнула вниз, казалось, там все ждало этого прикосновения. Клитор благодарно отозвался немедленным оргазмом, не принесшим облегчения. Еще, пожалуйста, еще!!! Она старалась избегать своего отражения в зеркале, она отказывалась верить в то, что эта бесстыжая, одной рукой ласкающая свою ноющую киску, а другой сжимающая грудь, давно уже торчащую из распахнувшегося халатика – это она сама.
Ни о чем не мечтала она сейчас так, как о мужчине, о хорошем твердом мужском члене. Ни о чем другом не могла думать. Она ненавидела того, из-за кого сейчас так страдала. Что за дьяволом нужно быть, чтобы в течение какого-то часа превратить в шлюху умную, рассудительную, спокойную женщину? Чем? Глупой бумажкой с несколькими десятками вопросов?
Она не посмела отправить анкету, не показав ее мужу и не поставив его в известность о происходящем. Он просмотрел ответы с нескрываемы любопытством: «Неужели тебе действительно это все нравится? Весьма любопытно, я узнал о тебе много нового. Нет, я не возражаю. Он производит впечатление умного человека, к тому же, судя по твоему состоянию, отличного психолога. Неужели ты думаешь, что я способен ревновать тебя к монитору? Резвись, детка. Тем более, похоже, мне больше не придется тратить время на то, чтобы завести тебя. И в конце концов, это всего лишь игра»...
«Отправка анкеты означает твое согласие быть моей рабыней», «Ты можешь уйти в любой момент, но обратно тебе дороги уже не будет». Она навела курсор на кнопку «отправить» и застыла, не в силах нажать на клавишу. Да или нет? Игра или жизнь? Она зажмурилась и щелкнула мышкой.
Всем своим существом, жаждущим секса, она ластилась к мужу. Он взглянул на нее задумчиво, сел в кресло у компьютера и включил игру. «Знаешь, я не думаю, что ОБЯЗАН участвовать в твоих глупых забавах. Я устал и не хочу тебя трахать сегодня. Но я разрешаю тебе сделать мне минет». Он сдернул с дивана подушку, бросил ей под ноги возле кресла, на котором сидел и расстегнул брюки. Она покорно опустилась коленями на подушку.
Едва проснувшись следующим утром, она метнулась к компьютеру. Почтовый ящик был пуст. «Наверное, еще слишком рано», — подумала она и постаралась занять себя привычными делами по хозяйству. Каждый час она, затаив дыхание, проверяла почту. Пришло письмо от двоюродной сестренки, еще какая-то дурацкая рассылка. Но ТОГО письма, которое она так ждала, не было. Не было его и на следующий день. И через еще один день.
Она снова и снова перечитывала анкету, сходя с ума от желания и ожидания. Внезапная мысль промелькнула в ее сознании, и от этой мысли все внутри похолодело. А вдруг он никогда ей не напишет? Вдруг она снова допустила какую-нибудь ошибку, была недостаточно учтива? Вдруг она не устроила Господина? Панический страх на грани отчаяния. Ну как же так? Ведь она согласна, она уже на все согласна, она приняла решение тогда, когда так долго не решалась отослать анкету! Может, он не заметил ее среди целого вороха других?
Путаясь в буквах и из-за этого перепечатывая каждое слово по несколько раз, она писала письмо. Она изливала всю страсть, сжигавшую огнем ее лоно эти несколько дней. Она умоляла пощадить ее, возможно, наказать за несдержанность, но хоть одним словом дать понять, что она нужна Господину, что он не пренебрег ею!…
На этот раз ответ пришел достаточно быстро. Она жадно набросилась на строки, но тон письма был резок, холоден и насмешлив. Разумеется, ведь своим идиотским вторжением она отвлекла Господина от серьезных дел, его мысли были заняты совсем другими вещам, гораздо более важными, чем страдания голодной сучки. Последние слова больно резанули, и ее щеки залила краска стыда. Она вспомнила все свои ощущения последних дней. Вспомнила, как вечерами змеей вилась перед мужем, умоляя взять ее. Но он только щекотал клитор и пощипывал соски, возбуждая еще больше, но не давая разрядки.
Наверное, это самый мягкий и корректный из всех эпитетов, которых она действительно заслуживала. Господин считал необходимым наказать ее за нетерпение, наказать именно то место, которое руководило всеми ее мыслями и поступками этих дней, которое жаждало успокоения. Господин приказывал раздеться и ходить по дому голой, чтобы ни на минуту не забывать о том, что она наказана. Каждые два часа в течение оставшейся части дня ей следовало тоненьким ремешком наносить по 10 сильных, хлестких ударов по раскрытой киске. Кроме того, было строго запрещено до этого же срока получать удовлетворение каким бы то ни было способом.
Она разделась и взглянула на себя в зеркало. То ли от холода, то ли от неожиданно подступившего смущения кожа по всему телу покрылась мелкими мурашками, а сосочки на груди затвердели и встали торчком. Она поискала подходящий для назначенного ей наказания ремешок. Вот этот, от ее любимой черной сумочки, меньше сантиметра в ширину, наверное, как раз годится. Она поставила одну ногу на край журнального столика, развел слегка губки, и хлестнула по изнывающей киске. От неожиданной боли на глазах выступили слезы. Она закусила губу и ударила еще раз. И еще. Каждый новый удар оказывался больнее предыдущего.
Возможно, оттого, что все они приходились на одни и те же места. А возможно, и оттого, что не смотря на боль, киска снова начала течь, и уже после пятого удара ремешок оказался насквозь мокрым…
День только недавно перевалил за полдень. У нее было еще множество дел. Перемещаясь по дому, она старалась держаться подальше от окон, чтобы не привлечь соседей бесплатным эротическим шоу. Самым трудным и мучительным было то, что ей пришлось на целый день отказаться от сигареты – не могла же она выйти на балкон в таком виде!
Каждые два часа она исправно повторяла порку, заставляя себя, вопреки инстинкту самосохранения, хлестать по самым нежным местам в полную силу, едва сдерживая слезы.
Сразу после предпоследнего наказания домой вернулся муж. Застав свою жену в таком странном виде, он понял, что происходит нечто интересное, и вполне можно тоже поразвлечься. Узнав суть наказания, он потрепал ее пальцем по распухшему клитору, и ухватил за волосики на лобке. «Э, да ты халтурщица! Насколько я понимаю, до последнего наказания у тебя еще есть почти два часа. Так что – вперед. И не дай бог я обнаружу здесь хоть одну волосинку!» С этими словами он достал из ее столика электрический эпилятор, которым она иногда ощипывала ноги, и протянул ей. «Я запрещаю тебе пользоваться ножницами или бритвой, а также прерываться хоть на секунду.
Поэтому будь любезна сесть так, чтобы я мог следить насколько ты соблюдаешь мои требования». Он усадил ее в изголовье кровати так, чтобы не отрываясь от компьютера иметь возможность через отражение в зеркале видеть весь процесс. «Ну, поехали, у тебя мало времени! Ты же не собираешься ослушаться своего Господина?» От боли у нее перехватывало дыхание. Волоски были достаточно длинными и машинка больше тянула и дергала их, чем выщипывала. Тогда приходилось проходить по одному месту несколько раз. Поднимая глаза, она натыкалась в зеркале на насмешливый взгляд мужа. «Ножки разведи пошире, а то мне плохо видно, дорогая!»
Стыд смешивался с болью. Ей хотелось поскорее закончить с этой позорной экзекуцией. Добравшись до губок, она взвыла от боли – после всех перенесенных за этот день порок они были воспаленными и ныли от каждого прикосновения. «Включи еще один светильник и подложи под попу подушку, я не хочу пропустить что-нибудь важное. И веди себя потише – от игры отвлекаешь».
Она закончила за пять минут до назначенного Господином времени последней порки. Жестом муж велел ей подойти и тщательно ощупал лобок, губки, царапнул ногтем клитор. Все горело и жгло. «Ну давай, родная! Только я хочу это видеть, как ты порешь сама себя и унижаешься на забаву и потеху чужому виртуальному Господину». Она стояла лицом к нему, голая с задранной на столик ногой, распахнув свое воспаленное, истерзанное ремнем и эпилятором сокровище и наносила удар за ударом. От боли перехватывало дыхание...
Несколько раз она судорожно взвизгивала. Ей было невыносимо стыдно перед мужем, стыдно вдвойне – оттого, что он сидел и цинично, пристально наблюдал все это, и оттого, что она чувствовала себя уличной шлюхой, неожиданно для себя оказавшись забавой одновременно для двух мужчин, ни один из которых особенно с ней не церемонился. Самое же унизительное во всем этом было то, что распахнутые губки снова предательски блестели, источая сок и запах желания. Еще ни разу она не хотела так, как в эту минуту.
Муж слишком хорошо ее знал, чтобы не заметить этого. Он вынул из брюк напряженный член и показал ей: «Хочешь?» Она кивнула и сделала порывистое движение в его сторону. Но он отстранил ее рукой и спрятал то, что казалось ей ужу таким близким, обратно в штаны. «Ты помнишь, где лежит твой дружок?» Разумеется, она помнила. Дружком они называли пластмассовый фаллоимитатор, несколько лет назад подаренный им ей на день рождения. Она не любила эту игрушку, потому что сама не могла доставить себе им удовольствия – жесткий пластик причинял боль и не шел ни в малейшее сравнение с живой плотью.
В руках мужа, он, как ни странно, казалось, становился другим, почти живым, и муж частенько развлекался, трахая ее вдвоем с искусственным дружком и приговаривая: «Настоящая шлюха, просто создана для групповухи». Она с готовностью достала игрушку и протянула мужчине. «Ну уж нет, давай, развлекай меня дальше! Или сама, или никак!» От слова «никак» ей чуть не стало дурно! Только не это, только не сегодня, она не выдержит больше ни одного дня… Она послушно взяла дружка и уже собиралась пристроить его к плачущей и изнывающей киске, но муж снова покачал головой. «Кто из нас сегодня развлекается, ты или я?»
Он велел ей встать спиной примерно в метре от себя, нагнуться, оперевшись одной рукой на столик. «А теперь вставь его себе в зад, и трахай себя поэнергичней пока мне не надоест.» Она пыталась возразить, но его доводы были весьма убедительны – либо она сделает это сама, медленно и аккуратно, либо он ей поможет. Кроме того, она имеет право облизать, чтобы не совсем уж на сухую. Опять же, только если сама…
Ей казалось, что за этот день она уже привыкла к боли, пресыщена ею, и не способна больше ее ощущать. Но она ошиблась. Даже обильно смоченная слюной пластмассовая головка отказывалась проникать в тугое колечко. Нет, нет, она сама! Она все сделает сама! От боли перехватило дыхание и сердце, казалось, перестало биться. Она попыталась расслабиться и пересилить боль. Наконец, ее усилия увенчались успехом, и пластмассовая игрушка вошла в ее зад на всю свою длину.
Было невыносимо стыдно стоять вот так, откровенно оттопырив попу, раздвинув ноги и без остановки двигая жестким подобием члена, закусив губу, чтобы не чувствовать боли — прямо напротив мужа, который наблюдал за всем этим, откинувшись в кресле, и подгонял, если она пыталась снизить темп. «Теперь иди сюда. Дружка пока не вытаскивай». Подчиняясь его желанию, она опустилась на колени перед креслом и жадно припала губами к упругой живой плоти, продолжая непрерывно истязать свою маленькую дырочку. «Ну что, ты ведь хочешь, чтобы я вошел в твою лысую киску?» Она уже и не надеялась, и не смела мечтать! Столько дней она просила его об этом!!! «Пользуй!» Он откинулся в кресле, позволяя ей примоститься сверху на его торчащее достоинство мокрой распухшей кисой.
Она извивалась и подпрыгивала, пытаясь насытиться и успокоить истомленное нутро. Он полулежал в кресле и не шевелясь, позволял ей «пользовать». После пятого или шестого ее оргазма, он кончил тоже. Она медленно сползла на пол и благодарно поцеловала его ногу. Он встал, перешагнул через девушку, лежащую у его ног. «Надеюсь, тебе полегчало».
Она тихонько лежала в постели, дожидаясь пока муж заснет. Ее день еще не был закончен – предстояло написать отчет Господину о выполнении наказания. Подчиняясь его требованиям, она снова разделась, порылась на полке с одеждой и отыскала надежно спрятанный от семьи широкий кожаный собачий ошейник. Она застегнула его у себя на шее, включила компьютер и встала на колени в кресло перед монитором. Рабыня должна быть голой перед своим Господином... Рабыня должна быть в ошейнике и на коленях. Случайно она уронила взгляд на зеркало напротив кресла. Она была хорошо освещена ярким светом от монитора, дальше наступала темнота.
Внезапно ей вспомнилась студенческая молодость, когда не раз приходилось петь на сцене. Рампы отделяют от зрителей, ты стоишь вся освещенная и каждое твое движение видно публике. Но перед тобой — лишь черная стена. Там, в черноте угадываются чьи-то шепот и дыхание. Но невозможно узнать наверняка, есть ли там хоть одна живая душа, или полный под завязку зал разглядывает тебя, стоящую в луче света.
Там, в темноте зеркала, ей почудились шепот и шорохи. Как тогда, на сцене. Только теперь она на коленях и абсолютно нагая, и темный ошейник, подчеркивающий всю недвусмысленность ее статуса. По спине пробежал холодок. Захотелось спрятаться, забиться в угол, чтобы никто в целом мире не видел ее. Чтобы никто не разглядывал и не обсуждал ее там, в темноте зеркал, вот такую, голую, беззащитную, выставленную напоказ всему огромному миру.
Пальцы забегали по клавиатуре. «Приветствую Вас, мой Господин…» Она описывала все события, ощущения и переживания этого дня. Она бесстыдно рассказывала незнакомому ей мужчине пикантные детали и интимные подробности. Бесстыдно? Казалось, она была готова еще три раза перенести само наказание, только бы ей позволили не рассказывать об этом, не описывать свой стыд и унижение, только бы не переживать его сейчас с удесятеренной силой. Самое кошмарное состояло в том, что она делала все сама. Господин не требовал от нее ни свидетельств, ни доказательств – ни фотографий, ни видео. Лишь эти отчеты. Она вполне могла обмануть, слукавить, налить себе чашечку кофе и вдохновенно сочинить самый изысканный в мире отчет.
Ведь никто не стоял у нее за спиной с плетью, не принуждал и не заставлял ее. Она сама добровольно обрекала себя на эти унижения, добровольно шла на них, сама причиняла себе боль и сама же вполне добровольно исповедовалась в этом. С самого начала никто не заставлял и не насиловал ее – ей лишь показали пустой крючок, даже без наживки, подробно и доходчиво объяснили, зачем он используется и какую муку способен причинить... После чего она осознанно и добровольно заглотила хитроумный кусочек металла, избавиться от которого можно только с болью и кровью. Она сама решила стать послушной марионеткой, управляемой невидимой, несуществующей леской.
«Целую Вашу руку, мой Господин». Она дописала письмо, отправила его, и с этого момента ее жизнь снова перешла в изматывающий томительный режим ожидания.
Она поклялась себе быть терпеливой. Она мысленно звала Господина и умоляла его вспомнить про свою далекую, верную, послушную рабыню. Она сотни раз в день проверяла свою почту. День шел за днем. И вот однажды ее терпение было вознаграждено. Однажды в обед она обнаружила долгожданное письмо. Больше всего на свете ей хотелось прочитать его сейчас, немедленно! Она не должна была, не имела права этого делать. Она могла предстать перед своим Господином только обнаженной, в ошейнике и на коленях, а на дворе день и полный дом народу. С полчаса она боролась с собой. Наконец любопытство победило. В конце концов, это всего лишь игра, и она не расскажет об этом, и никто никогда не узнает.
«Надеюсь, милая моя рабыня, ты, как и подобает, сейчас обнажена и в коленопреклоненной позе». Его интонации не допускали ни малейшей возможности ослушаться или солгать. Казалось, он смотрит ей в глаза, и она не смела опустить взгляд. «Простите меня, мой Господин. Боже, как я могла?!» Ее руки дрожали. Ей хотелось упасть на колени и целовать ноги Господина, вымаливая его прощение. Она слышала его голос между строк, он звенел в ее ушах как колокол. Она знала, что никогда больше не посмеет ни ослушаться этот голос, ни сделает ни единой попытки солгать ему… Это не игра, далеко не игра.
Разумеется, она написала ему всю правду. И разумеется, он наказал ее. Она все больше и больше попадала в зависимость от этих интонаций. Ожидая очередного письма, она пыталась угадать, в каком настроении сегодня Господин. Она, как умела, старалась развлечь его и доставить ему удовольствие. Временами разум пытался протестовать и вступал в борьбу с самой тайной частью ее натуры, доныне неведомой ей самой. Той, которую ловко подцепил на крючок и вытащил на свет человек, которого она не видела никогда в своей жизни, не знала его имени. Она знала лишь его голос, и цепенела как кролик перед удавом, слыша его между строчек очередного письма.
Если бы он вдруг оказался рядом, живой, настоящий, из плоти и крови, наверное, ему хватило бы одного легкого прикосновения, чтобы она навсегда забыла свое имя и на коленях умоляла бы позволить стать пылью под его ногами.
С тех пор прошло немало времени. Она до сих пор не знает, проклинать или благодарить судьбу за то, что под давлением жизненных обстоятельств она была вынуждена просить Господина отпустить ее. И он ее отпустил. Она уладила свою жизнь, решила свои проблемы... Однажды ночью она обнаженная, в одном лишь ошейнике, на коленях, перечитала всю переписку между ней и Господином. «Нельзя войти дважды в одну реку» — прошептала она и, зажмурившись, как тогда, когда отправляла анкету, нажала «Удалить».
Слоняясь по просторам Интернета, она еще несколько раз пыталась завязать подобные отношения. Но ни один из ее возможных Хозяев не стоил и мизинца ее Господина. Она идет по жизни и чутко вслушивается в голоса, надеясь однажды услышать хоть немного, хоть отдаленно похожий на тот, который звучал между строк. Где бы он ни был – в реальной ли жизни или в виртуальной, она узнает его, и отдаст всю свою жизнь просто за право прильнуть к руке губами.