Не виделись почти месяц. За это время он стал мне близок, как никто другой. Что любит, чем интересуется? Какой он, когда сердится или злится? И такое бывает, знала. Какой он, когда не нужно быть сильным и можно расслабиться?
И как только мне могла прийти в голову мысль, что когда-нибудь наши роли поменяются, и я буду доминировать сама? Сколько ж мне надо было выпить, чтобы написать такое? А ведь не удаляется. Нет, первое сообщение с благодарностью — очень искреннее и доброе. Чуть более откровенное, на трезвую голову такого не напишешь. Хотя сейчас и не такое напишу. Да, ошейник с шипами зацепил. В самом деле, носила бы такой, как украшение. И ведь идёт он мне.
О чём я сейчас думаю? Не так уж сильно я отличаюсь от него. Даже солнцезащитные очки в машине — той же самой марки... Конечно, я женщина более слабая физически. Женщина... И этим многое сказано. Эмоциональна, порой излишне, чувственна, очень искренняя. Не люблю масок. Ношу с лёгкостью, но предпочитаю быть собой — чуть странной, живущей по своим правилам, иногда с удовольствием выполняю чужие. Чужие... одного единственного. Общаюсь с ним, и порой мне кажется, что мы говорим почти на одном и том же языке. Ведь я тоже где-то такая, иногда под маской, но всё чаще и чаще мне хочется содрать её. Забываю, что я не респектабельная дама, которой гордятся близкие. Я не очень далеко ушла от той девчонки, которая, будучи отличницей, рисовала чёрным карандашом кошачьи стрелки на веках на перемене в туалете, надевала колготки в сеточку, ботинки и мини-юбку. Как он сказал, ещё тогда меня пороть надо было? Надо было. Твёрдо знала, что учитель литературы не выносит любые следы макияжа на лице, выгоняет умываться. Но не меня. Когда-то я научилась быть жёсткой и циничной, манипулировать с изяществом бульдозера. Жаль, конечно, что это умение так часто портило мне жизнь. Нет, чтобы быть чуть мягче, застенчивее, нежнее. Да Бог с ним, зачем мне отстаивать свои бастионы. Кому они нужны, когда, стоит только сделать шаг назад и улыбнуться, как противник окажется и не противником вовсе, а самым преданным моим союзником. Он с удовольствием отдаст всё. Замки, бастионы, да и сам встанет на их защиту.
Так кто же дёрнул меня за язык? Не за язык, за руку. Кому нужно это моё доминирование? Не мне, это уж точно. Да, попросила пожёстче, и наручники стальные. И цепи, чтобы позвякивали, впивались бесчувственными твёрдыми звеньями в плоть и холодили кожу. Ощущение беспомощности и того, что не я решаю, где остановиться и как. Сообщения удалила, но, кто ж знал, что они не удаляются у адресата. Увы, что написано пером... За то, что отправила, не подумав, в спешке, потягивая коньяк, заедая его ненавистным шоколадом, придётся расплачиваться его молчанием, моими бесконечными письмами, заискиванием, извинениями. И кто знает, каким боком повернётся жизнь.
Молчание. День-два-три. Пишу почти одно и то же. Ничего не происходит. Случайно забрела на почти режимный объект, фотографирую. К туристам здесь очень лояльное отношение — собрались военные, что-то обсуждают, цепко держа меня в поле зрения, следя за каждым моим движением. Дождалась!... Сухое сообщение в несколько слов. Хоть что-то! Пусть даже так. Нет, не простил. Потом уже понимаю, что простить ему очень не просто. Всё помнит, словно и не человек живой. Человек, который доверяет только себе. Никому больше. Цепляюсь за письмо, как за последнюю соломинку, вытягиваю общение. Пытаюсь рассказать что-то, заинтересовать.
А потом — целую вечность молчание. Хотя, какая там вечность? Всего пять дней. На острове. Без воды, электричества, связи, интернета. Никто не волнуется за меня. Там, как я называю, на Большой Земле. Далёкой земле. Телевизор не смотрят, или же это такая малость — какой-то Богом забытый остров, отрезанный от всего остального мира.
Долгожданный интернет. Первым делом пишу ему. Отвечает. Всё — меня здесь больше нет. Обсуждаем повседневность, ливни, ураганы, музыку, которую любит он, сны. Понеслись фантазии. Он купил мне подарок — плётку. Я ведь просила пожёстче. А мне страшно — не представляю, как это — пожёстче. Я же до безумия боюсь боли. Зубной, например. В кабинете у стоматолога настаиваю на двойной анастезии, чтобы случайно не заметить прикосновение инструмента к своим зубам. А тут — пожёстче. Мне так нравится тот флоггер. И как он виртуозно владеет им. Ласкает, очень нежно и чувствительно. Или чувственно. Какая разница, когда я вспоминаю почти каждый удар, и время от времени прокручиваю ту первую встречу в голове. В подробностях. Даже не вспоминаю — оказываюсь там. Чувствую запахи, прикосновения, проникновения. Я — человек запахов. А ещё — очень тактильный. Наверное, поэтому сама люблю прикасаться к другим, люблю, когда ко мне прикасаются, прикасаются не только руками, но и...
Договорились о встрече. Я уже в Москве. За окном — суровая зима. Я — в лёгкой куртке, осенних сапогах, с разметавшимися волосами, огромным тяжёлым чемоданом и ноутбуком, далеко не самым лёгким, но летающим. На самолетах и просто — со стола на кафель. Снега нет, от этого холод кажется нестерпимым, студёный ветер пронизывает насквозь, сдирает лёгкую одежду, ледяными щупальцами забирается под юбку. В аэропорту меня встречает его водитель. Я попросила. Тот редкий случай, когда мне очень необходимо ощутить на себе заботу. Такое ощущение, что за этот месяц обо мне забыли все. И только он — та ниточка, которая тянула меня обратно. Через тысячи километров, моря, сотни городов... Невидимая, почти осязаемая нить.
Наспех решаю все дела. Встреча. Долгожданная, выстраданная встреча. Мне не нужна гостиница. Я готова сорвать одежду прямо в машине, впиться поцелуем в его руку, прильнуть и вдохнуть такой родной запах. И зачем я всё время приезжаю в длинном? Критический взгляд... но, я так давно не надевала мини. Мне казалось: для каждого возраста — своя длина юбки. А еще я свято уверовала в высказывание Коко Шанель, что самое некрасивое место у женщин — под коленом. Теперь длинное — редкий гость в моём гардеробе. Исключение сделано только для вечерних платьев в пол.
Всё, ставшее уже привычным. Моё опоздание, озябшими пальчиками робко открываю дверь, проскальзываю в салон автомобиля, не в силах поднять голову... и вдруг улыбаюсь. Широко, доверчиво, искренне. Его всегда удивляет моя улыбка. Неужели ж никто не улыбается, или я должна умолять о прощении за опоздание? Буду, конечно, но уже по-другому. Болтать не хочу. Хочу смотреть на него, его руки, уверенно сжимающие руль, на то, как он резко срывается с места и почти никогда не улыбается. О чём он думает? Мне всегда хотелось забраться в его голову. Невозможно.
Гостиница. Поворот ключа — пространство для меня свернулось до одной-единственной комнаты и его, заполняющем всё. Короткий приказ раздеться. Снимаю платье, оставляю кружевное бельё, в котором моя и так смуглая кожа кажется ещё более загоревшей. Привычная и такая желанная тяжесть руки на моей голове давит вниз. Послушно опускаюсь на колени. Он пока в одежде. Прижимаюсь щекой к его члену. Приветствие у нас такое, что ли? Другой рукой расстегивает брюки, вытаскивает член, трусь щекой, прикасаюсь губами к головке, нежно облизываю, слегка посасываю. Отстраняется, гладит меня по голове, я присаживаюсь на кровать, закидываю ногу за ногу и спокойно наблюдаю за тем, как он раздевается и аккуратно складывает вещи. Когда я научилась наблюдать за этим, не стесняясь и не отводя глаз? Почему мне не приходит в голову раздеть его?
Меня всегда удивляет эта мужская способность аккуратно сложить свои вещи. Где бы они ни были. У меня так не получается. Нет, здесь я даже вешаю свою одежду в шкаф, но дома развешиваю по стульям, цепляю на манекен. До шкафа могу просто не дойти. Нет, никакая я не нижняя. Этикетом не балуюсь. «Рабыню Гора» Нормана не читала. Ошейник люблю. Как знак принадлежности этому своему мужчине. Как же без него я узнаю, что сейчас он принадлежит мне? Какие глупые мысли — я принадлежу ему. По крайней мере, сейчас. Встаю на колени, когда показывает, что он этого ждёт. Да, не этикетна я. Стоя на коленях, не склоняю голову, а смотрю прямо в глаза и улыбаюсь дерзко и открыто. Сейчас я счастлива. Счастлива быть рядом с ним, таким желанным. Сейчас — те редкие мгновения, которые я потом буду долго вспоминать. Я ведь очень даже настоящая искренняя женщина, которая иногда влюбляется, и всегда — в таких вот хулиганов, которые однажды перевернут страницу с моим именем и отправятся дальше. Не настоящая нижняя. Разве такое ей дозволено. Хотя, если бы только намекнул, встала бы на колени уже в лифте и стояла, потупив взгляд до тех пор, пока двери не откроются. Не обращая внимания на входящих и выходящих. Просто ему это не нужно. Что было нужно ему? За долгие месяцы я так этого и не узнала.
Знакомый лязг — как кролик из шляпы, из-под подушки появляется ошейник. Мой любимый. С шипами. Опускаю голову, поднимаю волосы, чтобы ему было легче застегнуть его. Притягивает за ошейник ближе к себе, чувствую его дыхание и запах. Хватаю его руку и целую, прямо в ладонь, покрываю её поцелуями, он всовывает несколько пальцев мне в рот, трахает жёстко, я прижимаю его пальцы к нёбу, вылизываю каждый палец.
«Посмотри, какая штучка есть для тебя. Протяни ладони» В руке он держит длинный черный хлыст, похожий на розгу. Доверчиво поднимаю ладони, на моем запястье — три разноцветных шнурка, надетые буддистским монахом. Некоторые кадры словно врезаются в память, я их вспоминаю даже сквозь годы. Словно со стороны вижу себя, стоящую на коленях, протянувшую раскрытые ладони и эти пестрые нитяные браслеты. Интерес и ожидание в моих глазах. Он придерживает мои запястья, замахивается, и я чувствую несколько несильных резких ударов по ладошкам. Не страшно и не больно. Совсем. Опускает меня грудью на кровать. Несколько быстрых жалящих ударов хлыстом опускаются на мои ягодицы. «Чёрт», — вот это по-настоящему больно, я даже не представляла, как. Где мой любимый флоггер? Почему без него? Сползаю с кровати и опускаюсь на пятки. Так безопаснее. Пытаюсь отдышаться. Недолго. Снова кладёт меня на кровать. Теперь я точно знаю, что меня ждёт. И это — не вкусно. Пусть будет флоггер, пусть сильнее, чем в прошлый раз. Всё равно, флог — всегда наслаждение для меня. Эта боль — другая, она жалит, обжигает, хочется потереть пострадавшие места рукой. Что я и делаю.
«Руки!... » Убираю, чтобы через пару ударов снова прикрыть беззащитные ягодицы и не убирать, несмотря на приказ. «Руки», — слышу снова. Стегает по ладоням. Больно, но убирать не хочу. Видимо, жалеет меня, понимаю, что может быть больнее. «Что-то вольготно ты у меня себя ведёшь». Знакомое металлическое бряцание. «Руки!» Вытягиваю их вперед, на запястьях защёлкиваются наручники. Серебристые металлические. Никогда таких не видела. Да много ли чего я вообще видела в жизни?
Снова хлыст впивается в мои ягодицы, оставляя розовые саднящие рубцы, он стегает меня по спинке, по плечам, и, совсем легонько — по шее. Достаёт мой любимый, уже горячо любимый флоггер. Я знаю, что меня ждёт. Наслаждение. Замахивается, закрываю глаза. Удары сыплются один за другим. Разные — жёсткие, обжигающие, горячие, ласкающие. Я наслаждаюсь, я кайфую. Каждым ударом. Почти растворяюсь в этом. Передышка, снова хлыст. И снова — ненавистная боль. И снова — флог, как долгожданная ласка.
Пауза. Хлыст отброшен на кровать. Я поднимаюсь. Время уже несётся по-другому. Потом я буду прокручивать в памяти эпизоды, нанизывать их на единую нить воспоминаний. А сейчас — я просто здесь. Для меня существует только он, его желания и моё наслаждение оттого, что я могу быть рядом и доставлять ему удовольствие. Любое, не обсуждая. Он собирает мои волосы в кулак, тянет вниз, перед глазами — снова его член, облизываю головку, пробегаю языком, очень неспешно, он с силой насаживает меня на член. Задыхаюсь, я успела позабыть, какой он большой. Трахает меня глубоко. Член упирается в мою глотку, задерживаю дыхание и скольжу языком несколько раз по всей длине члена. Он уже готов кончить, я вытаскиваю член, облизываю головку. Ласкаю яички, опускаюсь ниже. Так же внезапно, он отпускает меня и снова опускает меня грудью на кровать. Снова хлыст или?
Прижимает мою голову к кровати, резко вставляет два пальца во влагалище и начинает трахать жёстко и быстро. Я теку. Вытаскивает. Мне не хватает его — глубоко, грубо, почти до боли. Входит в меня. Сразу. Наверное, мне нужно именно так — чтобы не спрашивали, чтобы просто использовали в своё и моё удовольствие. Оргазм скоро захлестнёт меня, ещё мгновение... но так же резко он покидает меня. Недоумеваю. Мне нужно было так немного — всего минуту. Неудовлетворённость комочком свернулась в животе, сильнее прижимаюсь к кровати, чтобы раздавить её, заставить покинуть моё тело. Он проводит рукой по рубцам, которые хлыст оставил на моих ягодицах, проводит пальцами, но мне хочется не этого. Я жажду секса, обычного, пусть даже ванильного, не имеет значения. Хочу его глубоко, жёстко, до боли. И чтобы не спрашивал, приятно ли мне. Просто брал. То, что принадлежит только ему. Так, как ему этого хочется. Нежно, жёстко, грубо, больно — по-всякому. Он вставляет палец в моё влагалище, взвиваюсь, сжимаю его мышцами. Вытаскивает, надавливает на дырочку чуть выше и проникает в неё пальцем. Всего несколько движений внутри попки — и всё, я слишком давно не занималась анальным сексом. Приставляет член к моей дырочке, надавливает. Сильнее. Без смазки. Мне страшно и больно. Сознание рисует перед глазами картины одну страшней другой. Шепчу: «Пожалуйста, не надо... Я прошу тебя». Услышал, вошел чуть ниже. Тянет меня за ошейник, перекрывая дыхание, заставляет запрокинуть голову и прогнуться ещё сильнее. Продолжая эту бешеную гонку, берет флог и стегает меня по груди. Оргазм захлёстывает меня, заставив через секунду обмякнуть в его руках и еще теснее прижаться, почти слиться с ним.
И как только мне могла прийти в голову мысль, что когда-нибудь наши роли поменяются, и я буду доминировать сама? Сколько ж мне надо было выпить, чтобы написать такое? А ведь не удаляется. Нет, первое сообщение с благодарностью — очень искреннее и доброе. Чуть более откровенное, на трезвую голову такого не напишешь. Хотя сейчас и не такое напишу. Да, ошейник с шипами зацепил. В самом деле, носила бы такой, как украшение. И ведь идёт он мне.
О чём я сейчас думаю? Не так уж сильно я отличаюсь от него. Даже солнцезащитные очки в машине — той же самой марки... Конечно, я женщина более слабая физически. Женщина... И этим многое сказано. Эмоциональна, порой излишне, чувственна, очень искренняя. Не люблю масок. Ношу с лёгкостью, но предпочитаю быть собой — чуть странной, живущей по своим правилам, иногда с удовольствием выполняю чужие. Чужие... одного единственного. Общаюсь с ним, и порой мне кажется, что мы говорим почти на одном и том же языке. Ведь я тоже где-то такая, иногда под маской, но всё чаще и чаще мне хочется содрать её. Забываю, что я не респектабельная дама, которой гордятся близкие. Я не очень далеко ушла от той девчонки, которая, будучи отличницей, рисовала чёрным карандашом кошачьи стрелки на веках на перемене в туалете, надевала колготки в сеточку, ботинки и мини-юбку. Как он сказал, ещё тогда меня пороть надо было? Надо было. Твёрдо знала, что учитель литературы не выносит любые следы макияжа на лице, выгоняет умываться. Но не меня. Когда-то я научилась быть жёсткой и циничной, манипулировать с изяществом бульдозера. Жаль, конечно, что это умение так часто портило мне жизнь. Нет, чтобы быть чуть мягче, застенчивее, нежнее. Да Бог с ним, зачем мне отстаивать свои бастионы. Кому они нужны, когда, стоит только сделать шаг назад и улыбнуться, как противник окажется и не противником вовсе, а самым преданным моим союзником. Он с удовольствием отдаст всё. Замки, бастионы, да и сам встанет на их защиту.
Так кто же дёрнул меня за язык? Не за язык, за руку. Кому нужно это моё доминирование? Не мне, это уж точно. Да, попросила пожёстче, и наручники стальные. И цепи, чтобы позвякивали, впивались бесчувственными твёрдыми звеньями в плоть и холодили кожу. Ощущение беспомощности и того, что не я решаю, где остановиться и как. Сообщения удалила, но, кто ж знал, что они не удаляются у адресата. Увы, что написано пером... За то, что отправила, не подумав, в спешке, потягивая коньяк, заедая его ненавистным шоколадом, придётся расплачиваться его молчанием, моими бесконечными письмами, заискиванием, извинениями. И кто знает, каким боком повернётся жизнь.
Молчание. День-два-три. Пишу почти одно и то же. Ничего не происходит. Случайно забрела на почти режимный объект, фотографирую. К туристам здесь очень лояльное отношение — собрались военные, что-то обсуждают, цепко держа меня в поле зрения, следя за каждым моим движением. Дождалась!... Сухое сообщение в несколько слов. Хоть что-то! Пусть даже так. Нет, не простил. Потом уже понимаю, что простить ему очень не просто. Всё помнит, словно и не человек живой. Человек, который доверяет только себе. Никому больше. Цепляюсь за письмо, как за последнюю соломинку, вытягиваю общение. Пытаюсь рассказать что-то, заинтересовать.
А потом — целую вечность молчание. Хотя, какая там вечность? Всего пять дней. На острове. Без воды, электричества, связи, интернета. Никто не волнуется за меня. Там, как я называю, на Большой Земле. Далёкой земле. Телевизор не смотрят, или же это такая малость — какой-то Богом забытый остров, отрезанный от всего остального мира.
Долгожданный интернет. Первым делом пишу ему. Отвечает. Всё — меня здесь больше нет. Обсуждаем повседневность, ливни, ураганы, музыку, которую любит он, сны. Понеслись фантазии. Он купил мне подарок — плётку. Я ведь просила пожёстче. А мне страшно — не представляю, как это — пожёстче. Я же до безумия боюсь боли. Зубной, например. В кабинете у стоматолога настаиваю на двойной анастезии, чтобы случайно не заметить прикосновение инструмента к своим зубам. А тут — пожёстче. Мне так нравится тот флоггер. И как он виртуозно владеет им. Ласкает, очень нежно и чувствительно. Или чувственно. Какая разница, когда я вспоминаю почти каждый удар, и время от времени прокручиваю ту первую встречу в голове. В подробностях. Даже не вспоминаю — оказываюсь там. Чувствую запахи, прикосновения, проникновения. Я — человек запахов. А ещё — очень тактильный. Наверное, поэтому сама люблю прикасаться к другим, люблю, когда ко мне прикасаются, прикасаются не только руками, но и...
Договорились о встрече. Я уже в Москве. За окном — суровая зима. Я — в лёгкой куртке, осенних сапогах, с разметавшимися волосами, огромным тяжёлым чемоданом и ноутбуком, далеко не самым лёгким, но летающим. На самолетах и просто — со стола на кафель. Снега нет, от этого холод кажется нестерпимым, студёный ветер пронизывает насквозь, сдирает лёгкую одежду, ледяными щупальцами забирается под юбку. В аэропорту меня встречает его водитель. Я попросила. Тот редкий случай, когда мне очень необходимо ощутить на себе заботу. Такое ощущение, что за этот месяц обо мне забыли все. И только он — та ниточка, которая тянула меня обратно. Через тысячи километров, моря, сотни городов... Невидимая, почти осязаемая нить.
Наспех решаю все дела. Встреча. Долгожданная, выстраданная встреча. Мне не нужна гостиница. Я готова сорвать одежду прямо в машине, впиться поцелуем в его руку, прильнуть и вдохнуть такой родной запах. И зачем я всё время приезжаю в длинном? Критический взгляд... но, я так давно не надевала мини. Мне казалось: для каждого возраста — своя длина юбки. А еще я свято уверовала в высказывание Коко Шанель, что самое некрасивое место у женщин — под коленом. Теперь длинное — редкий гость в моём гардеробе. Исключение сделано только для вечерних платьев в пол.
Всё, ставшее уже привычным. Моё опоздание, озябшими пальчиками робко открываю дверь, проскальзываю в салон автомобиля, не в силах поднять голову... и вдруг улыбаюсь. Широко, доверчиво, искренне. Его всегда удивляет моя улыбка. Неужели ж никто не улыбается, или я должна умолять о прощении за опоздание? Буду, конечно, но уже по-другому. Болтать не хочу. Хочу смотреть на него, его руки, уверенно сжимающие руль, на то, как он резко срывается с места и почти никогда не улыбается. О чём он думает? Мне всегда хотелось забраться в его голову. Невозможно.
Гостиница. Поворот ключа — пространство для меня свернулось до одной-единственной комнаты и его, заполняющем всё. Короткий приказ раздеться. Снимаю платье, оставляю кружевное бельё, в котором моя и так смуглая кожа кажется ещё более загоревшей. Привычная и такая желанная тяжесть руки на моей голове давит вниз. Послушно опускаюсь на колени. Он пока в одежде. Прижимаюсь щекой к его члену. Приветствие у нас такое, что ли? Другой рукой расстегивает брюки, вытаскивает член, трусь щекой, прикасаюсь губами к головке, нежно облизываю, слегка посасываю. Отстраняется, гладит меня по голове, я присаживаюсь на кровать, закидываю ногу за ногу и спокойно наблюдаю за тем, как он раздевается и аккуратно складывает вещи. Когда я научилась наблюдать за этим, не стесняясь и не отводя глаз? Почему мне не приходит в голову раздеть его?
Меня всегда удивляет эта мужская способность аккуратно сложить свои вещи. Где бы они ни были. У меня так не получается. Нет, здесь я даже вешаю свою одежду в шкаф, но дома развешиваю по стульям, цепляю на манекен. До шкафа могу просто не дойти. Нет, никакая я не нижняя. Этикетом не балуюсь. «Рабыню Гора» Нормана не читала. Ошейник люблю. Как знак принадлежности этому своему мужчине. Как же без него я узнаю, что сейчас он принадлежит мне? Какие глупые мысли — я принадлежу ему. По крайней мере, сейчас. Встаю на колени, когда показывает, что он этого ждёт. Да, не этикетна я. Стоя на коленях, не склоняю голову, а смотрю прямо в глаза и улыбаюсь дерзко и открыто. Сейчас я счастлива. Счастлива быть рядом с ним, таким желанным. Сейчас — те редкие мгновения, которые я потом буду долго вспоминать. Я ведь очень даже настоящая искренняя женщина, которая иногда влюбляется, и всегда — в таких вот хулиганов, которые однажды перевернут страницу с моим именем и отправятся дальше. Не настоящая нижняя. Разве такое ей дозволено. Хотя, если бы только намекнул, встала бы на колени уже в лифте и стояла, потупив взгляд до тех пор, пока двери не откроются. Не обращая внимания на входящих и выходящих. Просто ему это не нужно. Что было нужно ему? За долгие месяцы я так этого и не узнала.
Знакомый лязг — как кролик из шляпы, из-под подушки появляется ошейник. Мой любимый. С шипами. Опускаю голову, поднимаю волосы, чтобы ему было легче застегнуть его. Притягивает за ошейник ближе к себе, чувствую его дыхание и запах. Хватаю его руку и целую, прямо в ладонь, покрываю её поцелуями, он всовывает несколько пальцев мне в рот, трахает жёстко, я прижимаю его пальцы к нёбу, вылизываю каждый палец.
«Посмотри, какая штучка есть для тебя. Протяни ладони» В руке он держит длинный черный хлыст, похожий на розгу. Доверчиво поднимаю ладони, на моем запястье — три разноцветных шнурка, надетые буддистским монахом. Некоторые кадры словно врезаются в память, я их вспоминаю даже сквозь годы. Словно со стороны вижу себя, стоящую на коленях, протянувшую раскрытые ладони и эти пестрые нитяные браслеты. Интерес и ожидание в моих глазах. Он придерживает мои запястья, замахивается, и я чувствую несколько несильных резких ударов по ладошкам. Не страшно и не больно. Совсем. Опускает меня грудью на кровать. Несколько быстрых жалящих ударов хлыстом опускаются на мои ягодицы. «Чёрт», — вот это по-настоящему больно, я даже не представляла, как. Где мой любимый флоггер? Почему без него? Сползаю с кровати и опускаюсь на пятки. Так безопаснее. Пытаюсь отдышаться. Недолго. Снова кладёт меня на кровать. Теперь я точно знаю, что меня ждёт. И это — не вкусно. Пусть будет флоггер, пусть сильнее, чем в прошлый раз. Всё равно, флог — всегда наслаждение для меня. Эта боль — другая, она жалит, обжигает, хочется потереть пострадавшие места рукой. Что я и делаю.
«Руки!... » Убираю, чтобы через пару ударов снова прикрыть беззащитные ягодицы и не убирать, несмотря на приказ. «Руки», — слышу снова. Стегает по ладоням. Больно, но убирать не хочу. Видимо, жалеет меня, понимаю, что может быть больнее. «Что-то вольготно ты у меня себя ведёшь». Знакомое металлическое бряцание. «Руки!» Вытягиваю их вперед, на запястьях защёлкиваются наручники. Серебристые металлические. Никогда таких не видела. Да много ли чего я вообще видела в жизни?
Снова хлыст впивается в мои ягодицы, оставляя розовые саднящие рубцы, он стегает меня по спинке, по плечам, и, совсем легонько — по шее. Достаёт мой любимый, уже горячо любимый флоггер. Я знаю, что меня ждёт. Наслаждение. Замахивается, закрываю глаза. Удары сыплются один за другим. Разные — жёсткие, обжигающие, горячие, ласкающие. Я наслаждаюсь, я кайфую. Каждым ударом. Почти растворяюсь в этом. Передышка, снова хлыст. И снова — ненавистная боль. И снова — флог, как долгожданная ласка.
Пауза. Хлыст отброшен на кровать. Я поднимаюсь. Время уже несётся по-другому. Потом я буду прокручивать в памяти эпизоды, нанизывать их на единую нить воспоминаний. А сейчас — я просто здесь. Для меня существует только он, его желания и моё наслаждение оттого, что я могу быть рядом и доставлять ему удовольствие. Любое, не обсуждая. Он собирает мои волосы в кулак, тянет вниз, перед глазами — снова его член, облизываю головку, пробегаю языком, очень неспешно, он с силой насаживает меня на член. Задыхаюсь, я успела позабыть, какой он большой. Трахает меня глубоко. Член упирается в мою глотку, задерживаю дыхание и скольжу языком несколько раз по всей длине члена. Он уже готов кончить, я вытаскиваю член, облизываю головку. Ласкаю яички, опускаюсь ниже. Так же внезапно, он отпускает меня и снова опускает меня грудью на кровать. Снова хлыст или?
Прижимает мою голову к кровати, резко вставляет два пальца во влагалище и начинает трахать жёстко и быстро. Я теку. Вытаскивает. Мне не хватает его — глубоко, грубо, почти до боли. Входит в меня. Сразу. Наверное, мне нужно именно так — чтобы не спрашивали, чтобы просто использовали в своё и моё удовольствие. Оргазм скоро захлестнёт меня, ещё мгновение... но так же резко он покидает меня. Недоумеваю. Мне нужно было так немного — всего минуту. Неудовлетворённость комочком свернулась в животе, сильнее прижимаюсь к кровати, чтобы раздавить её, заставить покинуть моё тело. Он проводит рукой по рубцам, которые хлыст оставил на моих ягодицах, проводит пальцами, но мне хочется не этого. Я жажду секса, обычного, пусть даже ванильного, не имеет значения. Хочу его глубоко, жёстко, до боли. И чтобы не спрашивал, приятно ли мне. Просто брал. То, что принадлежит только ему. Так, как ему этого хочется. Нежно, жёстко, грубо, больно — по-всякому. Он вставляет палец в моё влагалище, взвиваюсь, сжимаю его мышцами. Вытаскивает, надавливает на дырочку чуть выше и проникает в неё пальцем. Всего несколько движений внутри попки — и всё, я слишком давно не занималась анальным сексом. Приставляет член к моей дырочке, надавливает. Сильнее. Без смазки. Мне страшно и больно. Сознание рисует перед глазами картины одну страшней другой. Шепчу: «Пожалуйста, не надо... Я прошу тебя». Услышал, вошел чуть ниже. Тянет меня за ошейник, перекрывая дыхание, заставляет запрокинуть голову и прогнуться ещё сильнее. Продолжая эту бешеную гонку, берет флог и стегает меня по груди. Оргазм захлёстывает меня, заставив через секунду обмякнуть в его руках и еще теснее прижаться, почти слиться с ним.